Мы их хорошо знаем, ещё лучше – они друг друга. Серьёзные, образованные, погружённые в русскую культуру, всё они понимают и про путинизм, и про его войну, и про всё на свете, но пишут в сети, выступают на всяких собраниях и высказываются даже на кухнях так, как до 24 февраля 2024-го.
Теперь, правда, они тщательно делают вид, что продолжают жить высшими русскими материями, ибо нельзя, мол, невозможно иначе: на то они и высшие, и русские, эти материи, чтобы кто-то их ценил и продвигал.
Среди этих преимущественно немолодых женщин и мужчин выделяется – для меня, конечно – одна, которая среди прочих как-то разместила у себя заметку под названием "Мой Блок".
"В отрочестве, – вспоминает, – я развлекала друзей чтением "Скифов". Обычно это происходило на стройке. Я взбиралась на самый высокий штабель из плит и в упоении выкрикивала: "Привыкли мы, хватая под уздцы играющих коней ретивых, ломать коням тяжелые крестцы и усмирять рабынь строптивых…".
Её, не по годам развитую, уже тогда несколько смущало несоответствие арийского облика Блока вот этому: "Да, скифы мы, да азиаты мы с раскосыми и жадными очами…". Запомнился ей цвет обложек того собрания блоковских сочинений, которым она упивалась: светло-бежевый.
В её заметке, чем она меня и остановила, оказалось напоминание, по какому, собственно, поводу Блок разразился этим стихотворением – последним из напечатанных в его краткой жизни русского поэта из числа самых талантливых, просвещённых и чувствительных. Поводом послужила очередная заминка с завершением Первой мировой войны. Блок обрушился на всех – на немцев, англичан, французов, кроме своих, русских.
"Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция! – восклицал в дневнике. – Мы на вас смотрели глазами арийцев, пока у вас было лицо. А на морду вашу мы взглянем нашим косящим, лукавым, быстрым взглядом; мы скинемся азиатами, и на вас прольется Восток. Ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя, так изолгавшийся, – уже не ариец. Мы — варвары? Хорошо же. Мы и покажем вам, что такое варвары".
Как современно, захватывающе современно и жутко звучит этот то ли рёв и зубовный скрежет проспиртованного пролетария из подворотни, то ли пацаний визг оттуда же!
Блоковское слово "буржуй" с той же интонацией всё чаще встречается в речах и писаниях нынешних "мастеров культуры". Не успели как следует расположиться в обуржуазившейся, было, послесоветской России – и вот опять...
Наличие этого слова у Блока и у приравненных к нему незадачливых строителей Нового Мира объясняет, что их занесло в коммунизм. То же самое, что потом и таких недоучек, как, например, я. Простая экономическая безграмотность. И ведь все читали Адама Смита – и мы, а до нас они!.. Тот же Пастернак, которому ничто не помешало – ни высшая образованность, ни личный опыт почти сорокалетней советской жизни, ни расстрелы тысяч и тысяч, по сути, на его глазах – ничто не помешало ему прослезиться над гробом Сталина и написать – в личном письме Фадееву! – как это прекрасно, что Сосо до конца дней не оставил своего юношеского намерения осчастливить человечество и всю жизнь, не покладая рук, соответственно трудился, при этом не поддавался всяким искушениям в виде мелкой жалости, например. Натруженные руки вождя, наконец, сложенные в гробу, поэт отметил особо…
"Может, хватит дурака валять?" – вот-вот услышат стареющие отроковицы и отроки
Они ("мы") знали, что буржуй – это собственник, всецело озабоченный в своей скучной приземлённой жизни личной выгодой, наживой. Очень даже хорошо это знали, но не понимали, не хотели понять – надрывно не хотели, романтики хреновы! – что без него, без буржуя, человечеству оставалось бы одно: положить по-советски зубы на полку, а отрываться от неё только для того, чтобы грызть друг друга за неимением куска хлеба.
Смотри также Какого цвета музыка Блока?"У меня было светло-бежевое…". Когда я дошёл до этих её слов, в голове мелькнуло, что это пожилая женщина вспоминает своё платье отроковицы – как смело на глазах сверстников взбиралась в нём на "штабель из плит". Но когда тут же выяснилось, что речь о цвете книжных обложек, пожалел. Я ведь уже готов был сказать себе, что только у женщины может быть такое устройство памяти…
Какие же следующие имена в том перечне, которым люди этого сообщества явно сознательно дают о себе знать друг другу и всем желающим? Мандельштам, Ахматова, Цветаева, Виктор Некрасов, Искандер, Аксёнов, Астафьев, Вознесенский, Ахмадулина… Заметками о них и приравненных к ним как бы говорят: вот люди, которые наверняка не жили бы душа в душу с путинизмом, и мы, как вы должны догадаться, такие же, как они, хотя и вынуждены делать вид, что с 24 февраля 2022 года ничего вокруг не изменилось.
Иные из тех, что до войны всячески обижали и обличали путинизм, теперь забыли о его существовании, но не молчат, а вовсю философствуют: о "психотерапевтических функциях религии", например, "о важных причинах происхождения религии как воображаемой технологии овладения неконтролируемыми, иррациональными аспектами существования". При этом, правда, могут вполне бесстрашно заметить, что "когда солдат под обстрелом обращает молитвы к Богу – это служит как бы моделью возникновения религии в человеческой истории. Тот случай, когда – как говорят биологи – "онтогенез повторяет филогенез".
Позволяют себе и юмор (но не сатиру): "Аутоимунные заболевания напоминают чрезмерный бюрократизм, когда ведомство выполняет свои инструкции, не сообразуясь со здравым смыслом. Онкологические заболевания напоминают коррупцию в полном смысле слова, когда составные части системы заботятся о своей пользе в ущерб общей"…
Такой вот показной, как бы наивно-лукавый уход от злободневности в расчёте на то, что власть не придаст ему значения, а мы легко поймём и оценим очередной эзопов язык русской культуры… В Кремле скажут: нагло эзопов. А сказав, задумаются, как быть с наличием в России культурной жизни, которая вроде бы оторвана от злободневности – политической и фронтовой, а по сути самой этой оторванностью напоминает и напоминает о ней, о злободневности."Может, хватит дурака валять?" – вот-вот услышат стареющие отроковицы и отроки.
Ничего подобного в российской истории, кажется, не было в её военные годы. Или было? Усмирение Польши при Пушкине замечали все и не скрывали этого. Усмирение её же при Некрасове – тоже. И Крымскую кампанию… В Первую мировую тем более не было ни внешне, ни внутренне безучастных, а большевики, те громогласно призывали превратить её известно во что. О советской эпохе нечего говорить. Подавление Пражской весны вслух осудили единицы, чего и близко не было в 1956-ом, когда усмиряли Венгрию. А вот против обоих ельцинских походов на Чечню открыто выступали даже некоторые из его людей.
Да, такая игра в несознанку, какую сегодня позволяет себе весьма заметная партия российских "мастеров культуры", она первая и, конечно, последняя. Особая, повторюсь, игра: рассчитанная на то, что будет замечена и правильно оценена тоже молчащими недругами путинизма из числа соотечественников.
Прекращение этой игры, наверное, всё-таки не будет обдуманной спецоперацией путинизма. Тут я скорее всего поспешил со свои прогнозом – всё произойдёт в ходе более серьёзных перипетий.
Анатолий Стреляный – писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции